|
"Известия", 7 апреля 2006 года
Артур Соломонов
Театр Моссовета показал премьеру по пьесе Игоря Вацетиса
"Предбанник" в постановке Сергея Юрского
В предбаннике клокочет
странное варево: политтехнологи и актеры, чародеи и партийные
лидеры. Сюда заглядывают даже Толстой и Чехов, и они тоже готовы
сцепиться в рукопашной... Что за белиберда такая, спросит удивленный
зритель. Вся наша жизнь - белиберда, отвечает своим спектаклем
Юрский.
Юрский снова, как и в давнем своем спектакле "Провокация", говорит
об абсурде нашей жизни, где мистика самого дешевого разлива
сплавлена с политическими играми, где дураки и пройдохи проявляют
неимоверную активность, а значительная часть населения чувствует
себя выброшенной за борт.
Сказать, что пьеса Вацетиса блистательна, нельзя даже при
неудержимом стремлении говорить комплименты. Это скорее эскиз, в
котором не все линии сходятся. Образы только намечены — вот,
например, маг Никифорэ (Александр Яцко), который помогает лидеру
какой-то там партии воздействовать на подсознание электората. Он
несет туманную околесицу и требует денег, творит чудеса и хочет
получать с них проценты. А когда встречает сопротивление, заставляет
всех танцевать мамбу. Вот политик (Александр Филиппенко), мрачный и
артистичный, который хочет прийти во власть, чтобы укрепить свое
финансовое положение. Наконец, политтехнолог Туапсинский (Сергей
Юрский) — тот, кто помогает народу принять единственно верное
решение. Он выступает в дуэте с флягой виски — этот верный товарищ
не покидает политтехнолога ни на минуту. Туапсинскому не
позавидуешь: экстрасенс отнимает у него заработок, обещая обручить
партию и электорат всего лишь несколькими пассами рук.
"Политические" сцены чередуются с эпизодами, где показана закулисная
жизнь актеров. Они, как и положено, вспоминают, "как их принимали в
Харькове", завидуют друг другу и злословят, подсчитывают заработки
коллег и негодуют на режиссера. Понятно, что "театральная" и
"политическая" части должны сойтись. Вскоре становится ясно, что мы
присутствуем на съемках фильма, и актеры, в нем занятые, появляются
перед нами в перерывах между эпизодами, а потом снова уходят играть
чародеев, полуолигархов и другую нечисть. В игре, где политик
оказывается актером, а актер — политиком, конечно, нет правил. Но
мысль Юрского предельно ясна: это только предбанник, а баня —
впереди. Причем кровавая.
Сюжет нуждается в развязке. Точка выбрана самая простая: произнеся
патетический монолог, актер дядя Боря (он же политтехнолог
Туапсинский) умирает. По мне, так лучше было оборвать карнавал на
самом его пике и поставить не точку, а многоточие. Но имеет ли смысл
сетовать на схематичность образов? В случае с "Предбанником" более
ценна публицистичность, чем художественность, и то, что Юрский с
иронией относится не только к происходящему со всеми нами, но и к
тому, что происходит с ним самим. Когда актеры ворчат про
"зарвавшегося безграмотного режиссера-мальчишку", с тоской говорят,
что их время ушло, — в этом можно расслышать сетования самого
Юрского. Многие видели и слышали, как он недовольствовал по поводу
современной режиссуры. Юрский прекрасно понимает, сколь уязвима и не
нова эта позиция — ностальгировать по прошлому, поругивая настоящее.
|
|